Наконец из тьмы стали выступать поседевшие за ночь ели и обозна­чились контуры сопок на противопо­ложной стороне реки. Медленно насту­пал холодный рассвет. Выскочив из своего укрытия, мы начали разбирать слипшуюся, а местами смерзшуюся одежду. Кое-как натянув ее, мы молча стали карабкаться на крутой склон сопки в стороне от скалы. Еще не дойдя до ее вершины, мы очутились в облаках. Дождь перестал, но все мутное пространство вокруг было на­сыщено холодной сыростью. Крутой склон резко переходил в почти рав­нинную поверхность вершины, по­крытую горелым лесом.

Гари бывают в тайге верховые, когда сгорают только кроны деревьев, а стволы остаются в виде мрачных колонн; низовые — со сгоревшими кустами и валежником; сплошные, при которых сгорает все — и растения, и почвенный покров. На таких местах поселяется сначала иван-чай, осоки, значительно позже багульник, а за ним и березняк — ерник. Здесь гарь была низовая. Сгорели кусты, моховой по­кров и тонкая лесная подстилка с гумусом. Лишенные опоры и пита­тельной базы деревья большей частью засохли. Первые же сильные ветры повалили их друг на друга, создав что-то вроде баррикад. Поваленные под разными углами стволы ощетини­лись заостренными сучьями, грозя разорвать не только одежду, но и кожу.

Мы шли по качающимся, скольз­ким от сырости стволам, перепрыгивая с одного дерева на другое. Туман, а вернее облака, были так густы, что в десяти шагах не отличишь дерево от медведя. Впрочем, ни один уважаю­щий себя медведь ни за что не забрел бы сюда.

Долго длилось это скачкообразное путешествие в непроглядном тумане. От напряжения начали дрожать ноги. Отдыхать просто невозможно, хо­лодно. Казалось, что пройдено никак не меньше 6—7 км, а ведь в радиусе 2 км от Угольного Стана ни одной гари не было. Значит, до Стана еще порядочно.

— Что-то велика эта гарь. Надо выходить    к   речке,— предложил    я.

Все согласились и повернули в ту сторону, где должна быть Огоджа. Гарь тянулась еще долго, но, нако­нец, поваленных деревьев стало меньше, началось мелколесье и замет­ный уклон вниз. Вскоре послышался шум реки.

Ущелья не было. Вдоль берегов тянулся высокоствольный багульни­ковый лиственничник. Как ни трудно передвигаться по высокому перепле­тенному багульнику, но для измучен­ных хождением по гари людей это было вроде отдыха.

Ну,   теперь   близко,   решили   мы.

Однако время шло, мы с трудом вытягивали ноги из цепкого багуль­ника, а знакомые места не появля­лись. Меня стали тревожить сомнения. Долина, по которой мы шли, была мельче, чем у Огоджи, а должно быть наоборот — чем ниже по тече­нию, тем глубже долина. Но с другой стороны, и ширина русла, и мощь потока такие же, как у Огоджи.

На поясе у меня висел в чехле горный компас. Я почти не пользо­вался им, так как каждый раз доставать его негнущимися пальцами хлопотно и неудобно. На этот раз при­шлось вытащить компас. Взглянул на него, не поверил своим глазам. Вместо севера мы шли на юго-запад, и река текла отнюдь не на север, как это делала Огоджа.

У меня подкосились ноги. Надежда на скорый отдых, тепло исчезла. Спо­тыкаясь, не отрывая глаз от компаса, я молчал.

—   Что это ты свой компас изу­чаешь? — заинтересовался Вершинин.

—   Понимаешь, одно из трех: или испортился компас, или мы на пороге открытия мощной магнитной анома­лии, или эта река не Огоджа.

—   Брось шутить,— мрачно посо­ветовал Вершинин. Но, взяв компас, долго крутил его во все стороны и вдруг заорал:

—   Куда же ты раньше смотрел?! Пропали мы!

По растерянным лицам товарищей я понял, что они окончательно поте­ряли надежду остаться в живых. Вы­тащили размокшую миллионку и постарались определиться. Вертели эту карту и так и сяк, приставляя к ней компас, но так и не сообразили, куда нас занесло.

Тем временем туман начал под­ниматься. Сквозь его разрывы за­мелькали белесые просветы, и то тут, то там выглядывали и снова зары­вались в облака вершины сопок.

—   Надо идти вниз по реке,— предложил Грязнов,— куда-нибудь дойдем.

—   Сейчас посмотрю,— сказал Вер­шинин и полез на дерево.

Местность вроде знакомая. Но когда я тут был?— Последовала дол­гая пауза до следующего разрыва в облаках.— Ребята!— вдруг закричал он, быстро съезжая со ствола,— мы тут ночевали!